Неточные совпадения
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь
в лавке, когда его завидишь. То есть, не то уж говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой, что лет уже по
семи лежит
в бочке, что у меня сиделец не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его
бывают на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь, ни
в чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и на Онуфрия его именины. Что делать? и на Онуфрия несешь.
Во весь этот срок,
в двадцать лет, он приходил всего раз шесть или
семь, и
в первые разы я, если
бывал дома, прятался.
Когда
в губернском городе С. приезжие жаловались на скуку и однообразие жизни, то местные жители, как бы оправдываясь, говорили, что, напротив,
в С. очень хорошо, что
в С. есть библиотека, театр, клуб,
бывают балы, что, наконец, есть умные, интересные, приятные
семьи, с которыми можно завести знакомства. И указывали на
семью Туркиных как на самую образованную и талантливую.
— Ах, мой милый, да разве трудно до этого додуматься? Ведь я видала семейную жизнь, — я говорю не про свою
семью: она такая особенная, — но ведь у меня есть же подруги, я же
бывала в их семействах; боже мой, сколько неприятностей между мужьями и женами — ты не можешь себе вообразить, мой милый!
— Мне иногда
бывает страшно и до того тяжело, что я боюсь потерять голову… слишком много хорошего. Я помню, когда изгнанником я возвращался из Америки
в Ниццу — когда я опять увидал родительский дом, нашел свою
семью, родных, знакомые места, знакомых людей — я был удручен счастьем… Вы знаете, — прибавил он, обращаясь ко мне, — что и что было потом, какой ряд бедствий. Прием народа английского превзошел мои ожидания… Что же дальше? Что впереди?
На Печерске,
в монастырях, была православная церковная атмосфера, но от Печерска после смерти бабушки наша
семья отошла, и мы там редко
бывали.
Здесь игра начиналась не раньше двух часов ночи, и
бывали случаи, что игроки засиживались
в этой комнате вплоть до открытия клуба на другой день,
в семь часов вечера, и, отдохнув тут же на мягких диванах, снова продолжали игру.
При поимке вора, положим, часов
в семь утра, его, полуголого и босого, привязывали к такому столбу поближе к выходу. Между приходившими
в баню
бывали люди, обкраденные
в банях, и они нередко вымещали свое озлобление на пойманном…
О. П. Киреева была знакома с нашей
семьей, и часто ее маленькая дочка Леля
бывала у нас, и мы с женой
бывали в ее маленькой квартирке
в третьем этаже промозглого грязно-желтого здания, под самой каланчой.
Порой приезжали более отдаленные соседи помещики с
семьями, но это
бывало редко и мимолетно. Приезжали, здоровались, говорили о погоде, молодежь слушала музыку, порой танцовала. Ужинали и разъезжались, чтобы не видаться опять месяцы. Никаких общих интересов не было, и мы опять оставались
в черте точно заколдованной усадьбы.
Бывает и так, что, кроме хозяина, застаешь
в избе еще целую толпу жильцов и работников; на пороге сидит жилец-каторжный с ремешком на волосах и шьет чирки; пахнет кожей и сапожным варом;
в сенях на лохмотьях лежат его дети, и тут же
в темном я тесном углу его жена, пришедшая за ним добровольно, делает на маленьком столике вареники с голубикой; это недавно прибывшая из России
семья.
Он и еще корнеплоды, как репа и брюква, часто
бывают единственною пищей
семьи в течение очень долгого времени.
Как ни просто складываются на Сахалине незаконные
семьи, но и им
бывает не чужда любовь
в самом ее чистом, привлекательном виде.
В том, что ссыльные не вступают
в законный брак, часто
бывают виноваты также несовершенства статейных списков, создающие
в каждом отдельном случае целый ряд всяких формальностей, томительных, во вкусе старинной волокиты, ведущих к тому лишь, что ссыльный, истратившись на писарей, гербовые марки и телеграммы,
в конце концов безнадежно машет рукой и решает, что законной
семьи у него не быть.
Если судить по наружному виду, то бухта идеальная, но, увы! — это только кажется так;
семь месяцев
в году она
бывает покрыта льдом, мало защищена от восточного ветра и так мелка, что пароходы бросают якорь
в двух верстах от берега.
Степные озера отличаются невероятною прозрачностью, превосходящею даже прозрачность омутов степных речек; и
в последних вода
бывает так чиста, что глубина
в четыре и пять аршин кажется не глубже двух аршин; но
в озерах Кандры и Каратабынь глубина до трех сажен кажется трех — или четырехаршинною; далее глубь начнет синеть, дна уже не видно, и на глубине шести или
семи сажен все становится страшно темно!
Парасковья Ивановна была почтенная старушка раскольничьего склада, очень строгая и домовитая. Детей у них не было, и старики жили как-то особенно дружно, точно сироты, что иногда
бывает с бездетными парами. Высокая и плотная, Парасковья Ивановна сохранилась не по годам и держалась
в сторонке от жен других заводских служащих. Она была из богатой купеческой
семьи с Мурмоса и крепко держалась своей старой веры.
— Конешно, родителей укорять не приходится, — тянет солдат, не обращаясь собственно ни к кому. — Бог за это накажет… А только на моих памятях это было, Татьяна Ивановна, как вы весь наш дом горбом воротили. За то вас и
в дом к нам взяли из бедной
семьи, как лошадь двужильная
бывает. Да-с… Что же, бог труды любит, даже это и по нашей солдатской части, а потрудится человек — его и поберечь надо. Скотину, и ту жалеют… Так я говорю, Макар?
У меня отдельные две большие комнаты,
бываю один, когда хочу, и
в семье, когда схожу вниз.
— Никогда, мадам! — высокомерно уронила Эльза.Мы все здесь живем своей дружной
семьей. Все мы землячки или родственницы, и дай бог, чтобы многим так жилось
в родных фамилиях, как нам здесь. Правда, на Ямской улице
бывают разные скандалы, и драки, и недоразумения. Но это там…
в этих…
в рублевых заведениях. Русские девушки много пьют и всегда имеют одного любовника. И они совсем не думают о своем будущем.
Это
бывает, как давно заметила народная мудрость,
в отдельных
семьях, где болезнь или смерть вдруг нападает на близких неотвратимым, загадочным чередом.
«Стоило
семь лет трудиться, — думал он, — чтобы очутиться
в удушающей, как тюрьма, комнате,
бывать в гостях у полуидиота-дяди и видеть счастье изменившей женщины!
— По правде сказать, невелико вам нынче веселье, дворянам. Очень уж оплошали вы. Начнем хоть с тебя: шутка сказать, двадцать лет
в своем родном гнезде не
бывал!"Где был? зачем странствовал?" — спросил бы я тебя — так сам, чай, ответа не дашь! Служил
семь лет, а выслужил
семь реп!
— Я
бываю только
в семье одного сельского учителя… он живет
в трех верстах от города…
Согласились только: его отделенный начальник, второкурсник Андриевич, сын мирового судьи на Арбате,
в семье которого Александров
бывал не раз, и новый друг его Венсан, полуфранцуз, но по внешности и особенно по горбатому храброму носу — настоящий бордосец; он прибыл
в училище из третьего кадетского корпуса и стоял
в четвертой роте правофланговым.
Занятый постоянной работой
в «Русских ведомостях», я перестал
бывать у А.Я. Липскерова. Знаю, что он переживал трудные дни, а потом, уже когда на него насели судебные пристава, к нему, на его счастье, подвернулся немец типографщик, дал взаймы на расплату
семь тысяч рублей, а потом у него у самого типографию описали кредиторы…
— Ах, нет, он меня любит, но любит и карты, а ты представить себе не можешь, какая это пагубная страсть
в мужчинах к картам! Они забывают все: себя,
семью, знакомятся с такими людьми, которых
в дом пустить страшно. Первый год моего замужества, когда мы переехали
в Москву и когда у нас
бывали только музыканты и певцы, я была совершенно счастлива и покойна; но потом год от году все пошло хуже и хуже.
Сусанна с удовольствием исполнила просьбу матери и очень грамотным русским языком, что
в то время было довольно редко между русскими барышнями, написала Егору Егорычу, от имени, конечно, адмиральши, чтобы он завтра приехал к ним: не руководствовал ли Сусанною
в ее хлопотах, чтобы Егор Егорыч стал
бывать у них, кроме рассудительности и любви к своей
семье, некий другой инстинкт — я не берусь решать, как, вероятно, не решила бы этого и она сама.
В Кашине я, впрочем, не
бывал, но и
в нашем, сравнительно угрюмом, Калязинском уезде прорывались веселые центры, напр., на Хотче и,
в особенности,
в селе Воскресенском, где жило до
семи помещичьих
семей, которые, несмотря на скудные средства, ничем другим не занимались, кроме хлебосольства.
3) Что Балалайкин наезжает
в Кузьмине один раз
в неделю, по субботам, всегда
в полной парадной форме посыльного и непременно на лихаче. Тогда
в семье бывает ликованье, потому что Балалайкин привозит дочерям пряников, жене — моченой груши, а старой бабушке — штоф померанцевой водки. Все семейные твердо уверены, что это — гостинцы ворованные.
— И какой умный был! Помню я такой случай. Лежит он
в кори — лет не больше
семи ему было, — только подходит к нему покойница Саша, а он ей и говорит: мама! мама! ведь правда, что крылышки только у ангелов
бывают? Ну, та и говорит: да, только у ангелов. Отчего же, говорит, у папы, как он сюда сейчас входил, крылышки были?
Бывают семьи, над которыми тяготеет как бы обязательное предопределение. Особливо это замечается
в среде той мелкой дворянской сошки, которая, без дела, без связи с общей жизнью и без правящего значения, сначала ютилась под защитой крепостного права, рассеянная по лицу земли русской, а ныне уже без всякой защиты доживает свой век
в разрушающихся усадьбах.
В жизни этих жалких
семей и удача, и неудача — все как-то слепо, не гадано, не думано.
В базарные дни, среду и пятницу, торговля шла бойко, на террасе то и дело появлялись мужики и старухи, иногда целые
семьи, всё — старообрядцы из Заволжья, недоверчивый и угрюмый лесной народ. Увидишь,
бывало, как медленно, точно боясь провалиться, шагает по галерее тяжелый человек, закутанный
в овчину и толстое, дома валянное сукно, — становится неловко перед ним, стыдно. С великим усилием встанешь на дороге ему, вертишься под его ногами
в пудовых сапогах и комаром поешь...
Хор из гимназистов пел хорошо, и потому церковь посещалась первогильдейным купечеством, чиновниками и помещичьими
семьями Простого народа
бывало не много, тем более, что обедню здесь служили, сообразно с желанием директора, позже, чем
в других церквах.
— Но
в древности
бывали помпадуры, достойные подражания. Я сам знал одного, который,
в течение
семи лет помпадурства, два новых шрифта для губернской типографии приобрел!
— Бились со мной, бились на всех кораблях и присудили меня послать к Фофану на усмирение. Одного имени Фофана все, и офицеры и матросы, боялись. Он и вокруг света сколько раз хаживал, и
в Ледовитом океане за китом плавал. Такого зверя, как Фофан, отродясь на свете не
бывало: драл собственноручно, меньше
семи зубов с маху не вышибал, да еще райские сады на своем корабле устраивал.
Лох
бывает огромной величины: я видел лоха
в двадцать
семь фунтов; он зашел,
в весеннее водополье,
в маленький ручей и был пойман недоткой.
Вдруг одно, и сейчас другое; у них
в мыслях не то что на неделе, на дню до
семи перемен
бывает.
Несчастливцев. Что, ты от рожденья глуп, или сегодня вдруг с тобой сделалось? Кого? Кого? Ты
в этом доме то же, что
в операх
бывают неизвестные; а я здесь
в родной
семье. Я пришел чай пить к своей тетке.
Таким образом,
в душе Боброва чередовалась тоска по Нине, по нервному пожатию ее всегда горячих рук, с отвращением к скуке и манерности ее
семьи.
Бывали минуты, когда он уже совершенно готовился сделать ей предложение. Тогда его не остановило бы даже сознание, что она, с ее кокетством дурного тона и душевной пустотой, устроит из семейной жизни ад, что он и она думают и говорят на разных языках. Но он не решался и молчал.
За расписывание ролей они получали по тридцать пять копеек с акта, а акты
бывали и
в семь листов и
в десять. Работа каторжная,
в день можно написать шесть-семь листов, не больше. Заработок
в день выходил от двадцати до тридцати копеек, а при самых выгодных условиях, то есть при малых актах, можно было написать копеек на сорок.
На первых представлениях Малого театра, кроме настоящих театралов,
бывало и именитое московское купечество; их
семьи блистали бриллиантами
в ложах бельэтажа и бенуара. Публика с оглядкой, купечески осторожная: как бы не зааплодировать невпопад. Публика невыгодная для актеров и авторов.
И там смеялись при мне над одним чиновником, который жил только на жалованье с большою
семьей, и говорили по городу, что oн сам себе шьет сюртуки; и там весь город уважал первейшего взяточника за то, что он жил открыто и у него по два раза
в неделю
бывали вечера.
— Еще бы. И я прожект о расточении написал. Ведь и мне, батюшка, пирожка-то хочется! Не удалось
в одном месте — пробую
в другом. Там
побываю,
в другом месте прислушаюсь — смотришь, ан помаленьку и привыкаю фразы-то округлять. Я нынче по очереди каждодневно
в семи домах
бываю и везде только и дела делаю, что прожекты об уничтожении выслушиваю.
С тех пор как я стал превосходительным и
побывал в деканах факультета,
семья моя нашла почему-то нужным совершенно изменить наше меню и обеденные порядки.
Бывает он у нас ежедневно, но никто
в моей
семье не знает, какого он происхождения, где учился и на какие средства живет.
Жило семейство Норков как нельзя тише и скромнее. Кроме каких-то двух старушек и пастора Абеля, у них запросто не
бывал никто. С выходом замуж Берты Ивановны, которая поселилась с своим мужем через два дома от матери, ежедневным их посетителем сделался зять. Шульц вместе с женою навещал тещину
семью аккуратно каждый вечер и был настоящим их семьянином и сыном Софьи Карловны. Потом
в доме их, по известному читателям случаю, появился я, и
в тот же день, вслед за моим выходом, Шульц привез художника Истомина.
— Спою, спою, — отвечала Настя скороговоркой и, вздохнув, проговорила: — Вот кабы вы лет
семь назад приезжали, так я бы вам напела песен, а теперь где уж мне петь!
В те-то поры я одна была, птичка вольная. Худо ли, хорошо ли, а все одна. И с радости поешь,
бывало, и с горя тоже. Уйдешь, затянешь песню, да
в ней все свое горе и выплачешь.
Стал он над Настей что вечер шептать, да руками махать, да слова непонятные выкрикивать; а ей стало все хуже да хуже. То
в неделю раз, два
бывали припадки, а то стали случаться
в сутки по два раза. На
семью даже оторопь нашла, и стали все Насти чуждаться.
Вероятно, всем известно, что острога имеет фигуру столовой вилки, только с короткими зубьями, которых числом
бывает от пяти до
семи; каждый зуб или игла
бывает не короче четырех вершков и оканчивается зазубриной, точно такою, какая делается на конце рыболовного крючка, для того чтобы проколотая острогою рыба не могла сорваться; железная острога прикрепляется очень прочно к деревянному шесту, крепкому, гладкому, сухому и легкому, длиною
в сажень и даже
в полторы, но никак не длиннее, потому что рыбу приходится бить не более как на трехаршинной глубине, а по большей части на двухаршинной и менее.